Всю жизнь ты ждала - Страница 26


К оглавлению

26

– Она ненавидит свою жизнь…

Господи, как она мучается! Сколько в ней боли! – Данила говорил так, словно бы чувствовал эту боль всем своим существом. – Это похоже на самоубийство…

– Может быть, она решилась на это, чтобы ощутить свою жизнь? Как ты думаешь, Данила? Ведь сталкиваясь со смертью, человек начинает ощущать, что он еще живет. Ему может казаться, что это единственный способ почувствовать себя живым.

– Ты прав, Анхель. Но от чего она так страдает? Ее жизнь налажена. Ее любит молодой, достойный мужчина. Она, наконец, беременна! У нее будет маленькая замечательная девочка…

– Страдание – это отношение к жизни. А то, что ты перечисляешь, это сама жизнь. В этом беда человека – это отношение к жизни перевешивает саму жизнь. Он ставит себя выше жизни…

Данила посмотрел на меня с удивлением и даже с ужасом. Мне показалось, я изрек банальность, но его реакция говорила об обратном. Дед учил меня этому с малолетства. Неужели в этом есть что-то нетривиальное?

– Что с тобой? Почему ты так реагируешь? – спросил я у Данилы.

– По-моему, Анхель, мы гораздо ближе к разгадке первой скрижали, нежели думаем.

Тут пришло время и мне удивляться:

– Почем ?!

«Человек ставит себя выше жизни», – Данила процитировал мои слова. – Но разве это не смерть, если выше жизни? Суть не в том – выше или ниже жизни, суть в том, что вне жизни!

– Что ты имеешь в виду? – я все еще не мог понять логики его рассуждений.

– Ну, посуди сам. Кристина находится в плену своих чувств. Там все: страдание, боль, страх.

– Ну, и…

– И она стоит на дороге смерти!

*******

Мы встречали Никиту в аэропорту. Данила заметно нервничал. Он рассказал Никите по телефону о результатах нашего визита к врачу Кристины, и предупредил, что мы будем его встречать.

– А вдруг он к нам не подойдет? Мы же сами не знаем, как он выглядит, – Данила высказал мне свои опасения.

– Даже если он сделает такую глупость, я надеюсь, что он поможет Кристине, – ответил я.

– Не уверен, что она его послушает…

– Об этом я не подумал…

– Вы Данила? – раздалось сбоку.

Мы повернулись, как по команде, и увидели молодого мужчину – высокого, красивого и бледного, как полотно.

– Да. А вы Никита? – ответил Данила.

– Да.

– Это Анхель, знакомьтесь.

– Никита.

Мы пожали друг другу руки и направились к стоянке такси.

– Я боялся, что вас не будет, – сказал Никита по дороге.

– В смысле? – не понял Данила.

– Думаю самые ужасные вещи. Вдруг вы действительно ее украли, а переговоры о выкупе легче вести здесь. Вот и вызвали меня, – Никита посмотрел на нас еще раз и, кажется, немного успокоился.

– А мы боялись, что вы к нам не подойдете, – отшутился Данила. – Можно на «ты»?

– Да, конечно. Так будет легче. Мы сели в такси.

– Почему ты так отреагировал, когда я сказал, что она воспользовалась большой синей сумкой? – спросил Данила.

– Привычка, – ответил Никита.

– В каком смысле? – я не понял его ответа.

– Она берет ее только в том случае, когда уезжает в деревню. Там дом ее покойной бабки, – пояснил Никита. И добавил: – Всегда берет.

– Что ей могло понадобиться в деревне? – меня это удивило.

– Анхель? Если я не ошибаюсь… – уточнил Никита.

– Да.

– Вы, верно, иностранец?

– Да, я мексиканец.

Тем более. Если ты ведешь в России бизнес, то у тебя время от времени возникает навязчивое желание провалиться сквозь землю. Пропасть, раствориться, временно умереть. Так, чтобы никто, даже самые близкие люди не могли тебя достать.

У Кристины такое желание возникает не реже, чем раз в два-три месяца. И тогда она уезжает в этот дом, в глухую деревню. Там и мобильник не берет. Так что, даже если и захочешь, ни с кем не сможешь переговорить.

Такая своеобразная самоизоляция – от всех сбежать, обо всем забыть. Больше, чем на пару дней нельзя, но на пару иногда можно. Вот Кристина и бегает в этот дом. Не знаю, почему она берет с собой эту сумку, но это верный признак.

– Дорога туда известна? – спросил Данила.

– Дорога известна. Это за двести километров от Москвы. Глухое место…

– Плохие новости, – буркнул Данила.

– Хорошо хоть дорогу знаем, – протянул я и уставился в окно.

– Простите, но вам-то какое до этого дело?

Никита, допустим, – начал Данила, – ты знаешь, что некий человек находится в смертельной опасности. Более того, что он хочет покончить с собой… А я думаю, что дело именно таким образом и обстоит. Ты будешь сидеть и ждать, пока в местной газетенке разместят его некролог?

– Покончить с собой?! – Никита не знал, как реагировать.

– А что она, по-твоему, делает? – Данила уставился на Никиту.

– Я не знаю, не знаю… Ничего понять не могу. Все, кажется, было нормально…

Когда он говорил это, мне стало не по себе. Душевное смятение, которое он испытывал, невозможно описать словами. В нем буквально ходуном ходила бессильная злоба и отчаяние. Страх потерять самое дорогое, что было в его жизни, казалось, лишило Никиту разума.

Такси подъехало к его дому, и он начал прощаться.

– Нет-нет, мы не прощаемся Никита, – оборвал его Данила. – Мы едем с тобой.

– Со мной?! – он удивился и, наверное, даже не понял этих слов. – Зачем?!

– Послушай, Никита, она сбежала ото всех. Так? – Данила был спокоен и уверен.

– Так.

– И от тебя? – тут же продолжил Данила.

– И от меня… – Никита растерялся.

– Почему ты решил, что ты один сможешь ей помочь?

– Потому что я люблю ее! И это мой ребенок.

– Насколько я понял, это ее ребенок, а ты его папа. У вас такой уговор… – Данила внимательно вглядывался в зеленые глаза Никиты.

26